Хоть какое другое моё путешествие вточном согласовании срусским философом Соловьёвым экзистенциальный прорыв. Аздесь моё сердечко конкретно что успокаивается. Остывает, рвётся изамирает впрорехах покоя.
Ясмотрю наветреную ночную Балаклавскую бухту. Февраль. Прочно штормит. Только-только меня привёз сюда изСимферополя очередной занудный иневмеру жадный таксист-отставник. Сначала задержали рейс, ивместо положенных 2-ух часов денька яприбыла налюбимый полуостров непроглядной вьюжной ночкой. Уменя нет выбора. Только очередной таксист. Его только-только чуток непобила тяжёлой сумкой разъярённая старушка. Кажется, унеё тоже нет выбора. Новней ещё есть ярость. Аяприехала сюда запокоеми, слава мне, янеслишком обеднею. Еслибы ещё можно было его выключить, этого стандартного крымского таксиста. Чтоб онненыл прото, что вМоскве отлично, авКрыму плохо. Кто для тебя мешал поехать вМоскву? Юноша, тынапять лет меня молодее. Ая, меж иным, изОдессы. Когда тыувольнялся сослужбы, для тебя предложили крошечную квартирку вБалаклаве, атыхотел огромную вСевастополе, сейчас инетой, инедругой? Окаянное правительство, да! Отключите трансляцию таксиста! Небудуже яему вдва часа ночи говорить, что унего руки иноги целые ичто небывает потерянного поколения, бывают только раздельно так никогда иненашедшиеся. Плюс-минус сорокалетние. Плюс-минус содними итемиже заунывными жалобами набензин изавистью ктому «где нас нет». Велкам, парниша! Инджой ит!
Отлично, что ему ненадо отвечать. Всё сказано донас.
Завтра аква изресторанчиков Севастополя тоже будут отставники. Носовсем другие отставники! Имтоже ненадо будет отвечать. Имнадо будет внимать! «Аявшлемофоне иору этому кретину поглядеть вперископ натуда, куда мыпришли!..», «Мытогда залегли под Кубой, атут связь оборвалась…», «Нуикапитан торпедного катера ему иговорит!» Вресторанчике можно курить. Ноони некурят. Так как некурит капитан. Капитан подводной лодки. Седоватый, прекрасный, профессионально-гордый. Ясмотрю нанего, раскрыв рот. Ямусолю свою дозу виски засоседним столиком вуглу. Моё внимание неостаётся без ответа ивсе они начинают малость играть. Ноэто прекрасная, добросовестная, профессионально-гордая игра. Посреди их есть исорокалетние ещё неотставники. Почему эти нравятся мне больше таксистов? Так как даже бывая занудными, они небывают потерянными. Вмаленьком дешевом ресторанчике, где мне посчастливилось подглядеть, как эти славные дядьки что-то отмечают, яраздуваюсь как пузырь. Ещё малость ия, кажется, запою про неприступность для противников городка российских моряков! Это реальный прайд, совсеми его смыслами, воглаве сморским львом, анешакал-одиночка начетырёх колёсах, понятия неимеющий где вБалаклаве улица Куприна. Выбывали ночкой вБалаклаве, вфеврале? Что вызнаете ободиночестве! Вобщем, сколько там той Балаклавы!
Выходит хозяйка гостевого дома. Маргарита Павловна. Нешучу.
«Она казашка. Набожная. Отменная дама!» будет злословить пару дней спустя вугар опьяненная кдесяти утра кухарка, поднося мне очень смачный завтрак. Казашка Маргарита. Рождённая отказаха Павла. Пару раз вдень носящаяся всотне метров стоящий православный храм. Прибывшая когда-то давным-давно сюда изКазахстана российская. Нескулящая как плохо, аналадившая крепкой рукою бизнес внимательная хорошая Маргарита Павловна. Хозяйка гостевого дома, троих котов, парочки псов, супруга, отпрыска ивсего кормящегося отеёбизнеса стада поваров, горничных, таксистов, строителей итак дальше, итак дальше, итак дальше. Пальмы любовно обёрнуты вплёнку очень прохладная зима вэтом году. «Боже мой! Как отлично, что высказали, что ночкой вокно стучал тростник! Яобэтом даже неподумала, нужно будет его фиксировать!» Был сильный ветер. Переселяюсь вмансарду. Большой балкон, красивый вид, бесплатный вай-фай итишина.
Иду гулять нанабережную.
Всё теже рестораны. Аква изних меня приглашают застолик поношенные, нокрепкие мужчины. Отчегобы инет? Подаёт сам владелец. Один измужиков депутатский депутат. Трезвый ведает как сегодня всё тяжело иплохо. После третьей рюмки хвастает мне новозеландским делом итем, что скупил здесь, поместу, море земли иокеан квартир побросовым ценам. Иосчастливил медиков, открыв некий дельфиний центр для исцеления малышей сДЦП. «Торгуете надеждой?» Ода, нехорошо быть язвительной исаркастичной. «Что?!» недоумевает. Желал поразить широтой размаха гуманизма. «Нет, ярада задельфинов. Носдирать немалые бабкиза, всущности, развлечение, сродителей нездоровых малышей?!» Уточняю, какаяже заработная плата у»осчастливленных» имдокторов. Именует забавную цифру. Язло смеюсь. «Дапусть вообщем произнесут спасибо, что яимработу даю! Это увас вМоскве не достаточно, аунас здесь имзасчастье!» Опоминается. Что-то цедит про социально-ответственный бизнес. Прото, что такие как онсделают эту страну Европой идаже Америкой. «Япроехала зарулём практически 6 тыщ км поСША. ОтБруклинского моста доЗолотых Ворот. Яневстретила ниодной бескровной собаки. Ниодной! Добросовестное слово, яспециально находила. Иядаже понимаю, что они кое-где есть. Явидела дворняг сампутированными лапами, гордо выходящих сосвоими новообретёнными вприютах хозяевами изpet-spa, нотак иневстретила ниодной бескровной собаки. ВСША собачье-ответственный бизнес. Когда выпостроите собачий приют, яповерю ввашу социальную ответственность, дорогой депутат-бизнесмен, адотех пор…»
Пробует быть милым. Что-то поёт освоей прелестной кредитной истории вНовой Зеландии, хитро усмехаясь. «ОнизВинницы», извиняется занего товарищ. Это что, диагноз? Запустым трёпом врыбном ресторанчике просижено три заработной платы севастопольских медиков, работающих вдельфиньем центре.
Покупаю колбасу для бескровной ощенившейся суки. Она цепляет меня натренированным глазом проф побирушки иждёт упродуктового магазина. Ятот клиент, который подаст. Вмагазине две смышленые продавщицы вохмелю. «Взвесьте, нарежьтеи…» «Исъешьте! забавно выкрикивает одна. Ой, ничего что янапол уронила?! Выже для собачки?!»
Да, ядля собачки. Собачка, поев, теряет комне всякий энтузиазм ипродолжает реферировать умными очами малочисленных прохожих, незабывая поцеловать либо отшлёпать собственных чуток неснеё размером молочных бутусов. Когда прижмёт недосантиментов. Никаких обид.
Генуэзская крепость. Навершине тощий котёнок. Что ему здесь? Иди вниз, там рыбные рестораны! Тут, наверху, только ветер. Иморе. Ибухта. Ичувство покоя.
Если несмотреть набездомных собак икотов, если несмотреть нанищету идворцы нетоЯнуковича, нетоего родственников. Если несмотреть наветхие облезлые дома, задрапированные шикарными яхтами. Это всё отлично видно измансарды под флюгером. Идаже сан-францисканским фальш-фасадом Балаклава уже обзавелась.
Городской пляжик. Убогий городской балаклавский пляжик. Коты, голуби, лебеди, уточки, бутылка текилы. Не, нуакак по другому?
Севастополь. Приморский бульвар.
Коты, коты, коты. Таксисты, собаки, депутаты, вместном театре премьера пьесы Оскара Уайльда. «Искусство попрежнему вбольшом долгу». Луфарик, кабмала, юшка, королевская уха, корсарская похлёбка, луфарик, луфарик, луфарик… сарган. Всё теже тельняшки увсё техже тёток. Тётки навеселе. Уникальная биогеоструктура.
Яздесь успокаиваю сердечко. ВКалифорнию инаМальдивы ябуду летать закутежом. Когда ясостарюсь додряхлости, поселюсь тут истану севастопольско-балаклавской безумной. Ябуду ходить спосохом икульком несвежей докторской колбасы для собак. И, может быть, поселюсь скаким-нибудь котом нахолме Генуэзской крепости. Именя будут демонстрировать внучатам еще одного донецкого либо винницкого набоба как местную достопримечательность. Так ибудут гласить: «Поглядите, дети, во-о-он там одна старуха вся впрорехах, ссовершенно упокоенным мёртвым сердечком это наша облезлая родина. Атеперь, дети, айда наяхту, лобстеров жрать!»
Яужасно пафосна, неправдали? Сдирать сран корочки нисчем несравненное детское наслаждение. Номоре всё вылечивает, поверьте. Янанём выросла. Насамом голубом вмире Чёрном море моём.