Авг 242013
 

Начало

Масштаб философских утрат после краха джастификационизма был таким, что ученые длительное время просто нехотели обэтом гласить. Теории закончили быть частью действительности, частью божественного плана, открыть который стремилась наука нового времени.

Стало ясно, что теории придумываются людьми, анеотыскиваются вприроде, инужно было поновой отыскивать основания для доверия кподобным изобретениям разума. Необыкновенную остроту этому вопросу присваивали резвые темпы возникновения новых научных дисциплин и,соответственно, новых теорий: отквантовой механики допсихоанализа, отгенетики довнегалактической астрономии. Наэтом фоне стал популярен позитивизм концепция, предложенная в1844году французским философом Огюстом Контом, согласно которой только опыт является фундаментом научного познания, атеории только упорядочивают эмпирические факты.

Позитивизм совсем отторг платоновский безупречный мир, авместе сним был снят сповестки денька вопрос осущности либо природе разных параметров иявлений. Для позитивиста есть только факты иразличные методы ихвзаимоувязки. Согласно этому виду мысли научная теория это математическая модель, которая обрисовывает исистематизирует производимые нами наблюдения. Отменная теория обрисовывает широкий круг явлений набазе нескольких обычных постулатов идает ясные пророчества, которые можно проверить, пишет известный астрофизик Стивен Хокинг внедавно изданной нарусском языке книжке Мир вореховой скорлупке. Этот подход сыграл гигантскую роль вочищении науки отнадуманных метафизических принципов, доставшихся ейвнаследство отпрежних веков.

Тем неменее досих пор многие люди немогут смириться стем, что наука неотвечает навопросы Что такое место?, Вчем природа времени?, Какова суть гравитации? Позитивист считает, что эти вопросы ненаучны идолжны быть переформулированы, к примеру, так: Как измерить расстояние?, Существуютли обратимые процессы?, Каким уравнением описывается тяготение?

Естественным развитием мыслях позитивизма стало представление отом, что все научные теории заранее неверны, так как немогут учесть всего контраста реального мира. Они появляются только для того, чтоб умереть под ударами все более тонких иточных тестов. Итогда имнасмену приходят новые, более совершенные, нопо-прежнему временные теории. Этот взор, детально разработанный Чарлзом Пирсом, получил заглавие фаллибилизма (отангл. fallible подверженный ошибкам). Может показаться, что эта точка зрения, будучи зеркально обратной джастификационизму, роняет ценность науки едвали недонуля. Как доверять теории, если мызаранее убеждены, что она неверна? Нонасамом деле фаллибилизм просто обрисовывает процесс неизменного совершенствования науки. Да,научное познание неможет быть полностью достоверным. Носкаждым новым шагом степень его надежности возрастает, иесли мыполучали пользу, доверяя старенькой теории, тотем более можем доверять новейшей, вкоторой исправлены обнаруженные ошибки. Так, поочередно избавляясь отошибок, наука приближается кистине (чтоб это нибыло), хотя никогда несможет еедостичь.

Ламаркизм

Эволюционная теория Ламарка подразумевала внутренне присущее всему живому рвение ксовершенствованию инаследование обретенных при всем этом признаков. Исследовательская программка Дарвина заменила метафизическое рвение ксовершенству механизмами естественного иполового отбора, что обеспечило ейпреимущество вобъяснительной ипредсказательной силе. Всочетании сгенетикой дарвинизм отдал начало современной синтетической теории эволюции. Анаследование обретенных признаков было скомпрометировано псевдонаучной деятельностью Лысенко. Сейчас идеи Ламарка находят ограниченное применение при моделировании эволюции всистемах искусственного ума ивнекоторых исследовательских работах поиммунологии.

Почему бог неявляется догадкой

Карл Поппер, развивая подходы позитивизма ифаллибилизма, пришел кеще более конструктивному выводу: если теория неможет быть опровергнута, еевообще нельзя считать научной, даже если востальном она согласуется снашими познаниями. Всамом деле, ведь такая теория недает никаких проверяемых пророчеств, азначит, еенаучная ценность равна нулю. Этот собственный аспект научности онназвал принципом фальсифицируемости ипоставил водин ряд стребованиями внутренней непротиворечивости исоответствия теории известным экспериментальным данным. Конкретно аспект Поппера гласит оненаучности креационизма учения обожественном сотворения Земли, жизни ичеловека. Ведь опыт, который могбы противоречить идее сотворения мира, принципно неосуществим. И,кстати, потойже причине неявляется научной игипотеза осуществовании кое-где вкосмосе братьев поразуму чтоб ееопровергнуть, пришлосьбы исследовать весь нескончаемый объем Вселенной. Более любопытно, что, как отмечает Поппер, существует огромное количество других теорий этого донаучного либо псевдонаучного нрава: к примеру, расистская интерпретация истории еще одна изтех впечатляющих ивсеобъясняющих теорий, которые действуют наслабые разумы подобно откровению.

Принцип фальсифицируемости снимает также противоречие меж наукой ирелигиозной верой. Вера если, естественно, она подлинная неможет быть опровергнута опытом. Анаучные теории недолжны оглядываться наверу, так как единственная ихзадача упорядочивать этот самый опыт. Конфликт меж наукой ирелигией может появиться только понедоразумению, если религиозные деятели станут диктовать, каким должен быть опыт, либо ученые попробуют делать утверждения осверхъестественных сущностях наосновании собственных теорий физического мира. Обе эти ситуации молвят офилософской некомпетентности сторон. Вера неможет зависеть отопыта, так как нельзя верить впроверяемые догадки. Анаука ничего неможет сказать оБоге, так как принцип фальсифицируемости недопускает его рассмотрения снаучной точки зрения Бог неможет преобразовываться вестественно-научную догадку. Все это стало понятно философам еще впервые половине XXвека, нодообщественного сознания доходит очень медлительно. Досих пор многие священники срелигиозных позиций выступают против чисто научной теории эволюции, аученые сжаром уверяют, что наука узнает правду идоказывает, что Бога нет. Правда, время от времени может показаться, как будто религиозные доктрины инаучные данные очевидно несогласуются (к примеру, ввопросе осотворении мира). Втаких случаях всегда нужно держать в голове, что идет речь опродуктах совсем различных методологий зания, которые вообщем немогут друг дружке противоречить.

Нестоит, но, мыслить, что принцип фальсификации освободил философию науки отвсех заморочек. Позитивизм, будучи прямой противоположностью умозрительного зания, тоже столкнулся ссерьезными трудностями. Подвело само понятие научного факта. Оказалось, что опыты, наблюдения иизмерения немогут существовать сами посебе. Они всегда основываются накакой-то теории; как принято гласить, нагружены теорией. При обыкновенном взвешивании колбасы вмагазине мыполагаемся назакон сохранения массы, пропорциональность веса количеству вещества изакон рычага. Идаже когда мынепосредственно смотрим какое-то явление, мыисходим изтого, что состояние атмосферы, оптика нашего глаза ипроцессы обработки изображения вмозгу нас необманывают (хотя бессчетные сообщения обНЛО принуждают вэтом колебаться). Нуапри использовании сложных устройств требуется иногда долголетняя работа, чтоб учитывать все вовлеченные вакт измерения теории. Выходит, совершенно точно отделить факты оттеорий нереально, ивлюбом опыте сравнение идет несфактами, как такими, асихинтерпретациями набазе других теорий, задачаже ученого сделать так, чтоб теории, играющие настороне фактов, повозможности невызывали колебаний.

Теория эфира

Выдвинута для разъяснения электрических волн врамках ньютоновской механики. Свет числился колебаниями эфира гипотетичной среды сочень необычными качествами: жесткий, нопрактически невесомый, всепроникающий, нопри этом увлекаемый засобой передвигающимися телами. Механическая модель эфира выходила очень ненатуральной. Особая теория относительности избавилась отэфира, внеся конфигурации вньютоновскую модель места ивремени. Она резко упростила описание электрических явлений идала целую серию новых пророчеств, самое известное изкоторых лежащая воснове ядерной энергетики эквивалентность массы иэнергии E= mc2.

Иопровергнуть теорию тоже нельзя

Проанализировав эту делему иизучив реальное поведение ученых, философ науки Имре Лакатос пришел квыводу, что экспериментально теорию нельзя нетолько обосновать, ноиопровергнуть. Если отлично зарекомендовавшая себя теория спотыкнулась нановом опыте, ученые совсем неспешат отнее отрешаться, ведь доверие кней опирается наогромный массив прежних подкрепляющих данных. Так что единичный нехороший опыт иего интерпретацию, вероятнее всего, поставят под колебание ибудут не один раз перепроверять. Нодаже если противоречие подтвердится, можно дополнить теорию новейшей догадкой, которая разъясняет обнаруженную аномалию. Таким методом теорию можно защищать неограниченно длительно, так как число тестов всегда естественно. Равномерно может вырасти целый пояс защитных гипотез, которые окружают так называемое жесткое ядро теории иобеспечивают ееработоспособность, невзирая навсе трудности.

Отказ оттеории происходит нераньше, чем появится довольно отменная другая теория. Отнее, естественно, ожидают разъяснения большинства узнаваемых фактов без воззвания кискусственным защитным догадкам, носамое главное она должна указывать новые направления исследовательских работ, тоесть позволять строить принципно новые проверяемые тестом догадки. Такие теории Лакатос именует исследовательскими программками ивидит вихконкуренции процесс развития науки. Старенькые исчерпавшие собственный ресурс исследовательские программки теряют сторонников, новые обретают.

Яматематически обосновал, что теория относительности неверна, подобные письма часто приходят вредакцию Вокруг света. Ихавторы от всей души заблуждаются, считая, что научные теории можно обосновать либо опровергнуть. Имвутешение можно только сказать, что доначала XXвека большая часть ученых пребывали втакомже заблуждении. Нопочему, почему вытак убеждены, что принятая теория верна?! возмущаются отказом горе-новаторы. Многие изних даже считают, что вофициальной науке сложился комплот консерваторов, которые недают хода смелым идеям, чтоб сохранить свое теплое местечко. Переубедить вэтом, как досадно бы это не звучало, нереально, даже указав наявные ошибки вматематических выкладках.

Кельвиновское сжатие

Разъясняло энергетику Солнца его гравитационным сжатием. Предложено вконце XIX века лордом Кельвином, когда стало ясно, что хим горение необеспечивает достаточной мощности идлительности излучения. Кельвиновский механизм давал Солнцу 30миллионов лет жизни. Сторонники Кельвина неверили вгеологические данные окуда большем возрасте Земли, считая это неувязкой геологии. В1930-х годах теория термоядерного синтеза предложила новый источник энергии звезд, арадиоизотопный способ в1940-х обусловил возраст Земли вболее чем 3млрд лет. Теория Кельвина сейчас разъясняет первичный разогрев протозвезд доначала вних ядерного горения водорода.

Продам парадигму, дешево

Вобоснование собственных мыслях новаторы обычно молвят окризисе науки, смене парадигмы игрядущей научной революции. Вся эта терминология взята иззнаменитой книжки Томаса Куна Структура научных революций. Под парадигмами яподразумеваю общепризнанные всеми научные заслуги, которые втечение определенного времени дают научному обществу модель постановки заморочек иихрешений, пишет Кун впредисловии ксвоей книжке. Все это очень похоже наборьбу исследовательских программ Лакатоса, иразличия меж 2-мя концепциями такбы иостались темой для узкопрофессиональных обсуждений, еслибы теория Куна небыла воспринята, в особенности вРоссии, как управление кдействию.

Кун под впечатлением кризиса физики начала XXвека пришел квыводу очередовании размеренных периодов обычной науки, когда посреди ученых есть консенсус относительно научной парадигмы, инаучных революций, когда накопившиеся нерешенные трудности (аномалии) сметают старенькую парадигму иоткрывают дорогу новейшей. Новот откуда эта новенькая парадигма возникает, Кун необъяснил, абольшинство читателей сообразило так, что ееисточник творческий импульс отдельного превосходного ученого. Это стало большущим соблазном для многих ученых идаже инженеров, только косвенно связанных сфундаментальной наукой. Шуткали всего только придумай удачную парадигму исможешь стать новым Коперником, Ньютоном либо Эйнштейном.

Витоге образовался целый рынок новых парадигм. Некие создатели берут относительно внушительную базу: ноосферу Вернадского, синергетику Пригожина, фракталы Мандельброта, общую теорию систем Людвига фон Берталанфио. Нопока все пробы выстроить набазе таких общих концепций ясную исследовательскую программку остаются неслишком успешными, так как они фактически лишены предсказательной силы изних неследуют проверяемые догадки. Другие стремятся обобщить науку, включив внее религиозно-мистические представления. Новедь конкретно избавившись отэтих иррациональных мыслях, наука достигнула современной надежности иэффективности. Насегодня объединение науки смистикой это все равно, что попытка взять тележку наборт самолета внадежде наувеличение совместного КПД. В конце концов, есть много умеренных опровергателей, которые непретендуют насоздание новейшей парадигмы, алишь пробуют повредить старенькую, скажем, теорию относительности, квантовую механику либо теорию эволюции. Они просто невкурсе, что исследовательскую программку нельзя опровергнуть, аможно только одолеть вконкурентной борьбе, добившись большей эффективности ипредсказательной силы.

Носамое главное, что обрекает все эти пробы нанеудачу, это недопонимание того, что концепция научных революций исмены парадигм годится только для ретроспективного анализа развития науки. Так прекрасно истройно процесс становления новых научных взглядов смотрится только срасстояния вдесятки исотни лет, через призму написанных фаворитами учебников. Авблизи даже самые выдающиеся ученые нередко немогут распознать, какая изсоперничающих исследовательских программ витоге окажется более действенной.

Бум доморощенных псевдотеорий (часть изних предлагается совсем бескорыстно, другая сцелью приобрести научный статус ивоспользоваться его преимуществами) делает сейчас реальную опасность для существования науки вРоссии. Содной стороны, такие теории отвлекают насебя публичные ресурсы (средства ивнимание), созданные для науки, сдругой понижают доверие кнауке вцелом, так как шума много, полезногоже выхода нет, аиногда (как при рекламе чудодейственных мед средств) людям может наноситься иреальный вред.

Ивот, после всего, что мыузнали овнутренней кухне науки, мывновь возвращаемся квопросу: заслуживаетли она того особенного доверия, которое ейвыказывает общество? Наш мир, как мысегодня знаем, устроен достаточно трудно, ачеловечество изучает его уже издавна. Потому выяснить нечто новое истоящее может только тот, кто преднамеренно кэтому стремится, делая упор наогромный массив уже скопленного познания. Можно сказать, что свою коллективную познавательную активность население земли вынуждено препоручить касте проф ученых, которые повсевременно улучшают свою методологию. Впоследние столетия приобретенные этим методом познания позволили конструктивно поменять жизнь клучшему (к примеру, средний срок жизни практически удвоился). Это, по-видимому, достаточное основание доверять науке как соц институту, реализующему действенный способ. Ноочень принципиально осознавать, где лежат границы науки: нестоит ожидать отнее того, чего она дать неможет (конечной правды, к примеру), иуметь разоблачать (хотябы себе) тех, кто всилу личных интересов только прикрывается хорошим именованием науки, занимаясь насамом деле кое-чем совсем другим.

Научная контрреволюция ХХвека

Если вызадаетесь вопросом, почему наука, напротяжении стольких лет пользовавшаяся высшим доверием даже дальних отнее людей, вдруг вотносительно недлинные сроки этого доверия лишилась, полностью естественно обратиться кфилософии иистории. Ответы, даваемые философами, представляются полностью значимыми, чтоб таковой поворот публичного представления разъяснить. Научные теории, молвят они, немогут претендовать наистинность; более того: само понятие правды является трансцендентальным монстром, откоторого следует избавлять всякое теоретическое рассуждение. Доподлинно известны только экспериментальные факты, аценность теории только втом, чтоб экономично разъяснить наибольшее количество фактов. Теории при всем этом сравниваются сфутбольными командами, которые должны состязаться друг сдругом вчестном поединке, объясняя одни итеже факты, апроигрыш вматче никак неподразумевает непригодности теории ейнадлежит улучшать свою технику иулучшать собственный пояснительный потенциал.

Не достаточно кому изученых, но, нравились советы философов, ивбольшинстве собственном они старались уклониться отбурных философских обсуждений середины ХХвека отом, что такое наука икакие аспекты определяют статус научной теории. Ноэти дискуссии исами современем утихли, иместо Куна сЛакатосом заняли представители последнего поколения социологов, которые направили внимание нато,что ивстенах лаборатории экспериментальный факт, быстрее, конструируется, чем находится. Одни итеже слова вразных исследовательских коллективах могут означать совсем разные вещи, более того: одни итеже слова врамках одной итойже лаборатории могут означать что-то одно, когда используются вотношении самой этой лаборатории, инечто другое, как речь входит оконкурентах. Правильное отношение кнаучным коллективам такоеже, как ктуземным племенам натихоокеанских островах: туземцы могут делать что-то полезное, нопонять, очем они лопочут, фактически нереально. Общение сними должно ограничиваться зоной обмена, куда мысосвоей стороны приносим рулоны ситца ивсякие нехитрые финтифлюшки исмотрим, что нам предложат взамен. Даже интеллигентному человеку, воспитанному наидеалах свободного рынка, уже неясно, очем толковали всередине ХХвека философы науки, нопобольшому счету онсними согласен: наука не достаточно чем может ему посодействовать всмысле миропонимания, зато различные ееприложения приносят плоды очень полезные, приятные иудобные. Нельзя сказать, чтоб эти теории приглянулись ученым больше философских, но они полностью правильно отражают эволюцию публичного сознания.

Складывающаяся ситуация прямо обратна той, которую мыпривыкли обозначать словами Научная революция XVII века. Напротяжении XVI-XVII веков индуктивно-дедуктивный способ зания, сделанный назаре нового времени наикрупнейшими мыслителями эры (Галилеем, Декартом, Бэконом, Ньютоном), равномерно преобразовывался воснову мировоззренческого инвентаря хоть какого образованного человека. Вновом естествознании, соединившем всебе наглядность опыта сострогостью евклидовой геометрии, виделся несвод нужных сведений, аопределенный взор нажизнь, природу иобщество, содействующий ицелям зания правды, иулучшению критерий людского существования. Доначала ХХвека естествоиспытатель ифилософ объединялись, обычно, аква лице.

Расставание культуры снаукой началось сразвода естествознания сфилософией. Онем можно судить хотябы пословам нобелевского лауреата, 1-го изсамых знатных физиков современности Стивена Вайнберга. Вего книжке Мечты обокончательной теории одна изглав так иназывается Против философии. Мне неизвестен ниодин ученый, сделавший приметный вклад вразвитие физики впослевоенный период, работе которого значительно помогалибы труды философов, пишет онтам. Инапомнив озамечании Ойгена Вигнера поповоду непостижимой эффективности арифметики вестественных науках, добавляет: Яхочу указать надругое вравной степени необычное явление непостижимую неэффективность философии. Иэто еще мягко сказано: некие его коллеги прямо винили Куна вовредительстве, потому что имненравился его тезис отом, что наука недолжна претендовать настремление кистине, атеории нельзя нидоказывать, ниопровергать. Нообвинять философов вовредительстве также малопродуктивно, как иперевоспитывать публичное мировоззрение. Человек отприроды стремится кистине, иищет еетам, где ему еепообещают.

Дмитрий Баюк, кандидат ф.-м. н., член Южноамериканского общества историков науки

 Posted by at 23:24