Авг 242013
 

Мои трудности начались еще в роддоме. Болело все, что только может болеть. Дыхательная дефицитность выросла с 47%, наверняка, до 90. Я задыхалась и прыскала бекотид с вентолином не 4 раза в денек по 4 раза каждый, а каждый час по 4. От коркестероидов во рту появился странноватым привкус. Вся пища вдруг заполучила однообразный горький вкус. К тому же я не могла нормально сходить в туалет, ни по-маленькому, ни по-большому. Когда я гласила об этом палатному доктору, она записывала мои жалобы и, как видно, считала свою цель выполненной. Меня посетила ужасная идея, что такая я не буду нужна не только лишь супругу, да и ни одному мужчине вообщем никогда. Дома у нас телефона не было, я звонила маме, и никак не могла застать там супруга. Однажды я начала гласить с матерью и разревелась: «Мать, я желаю домой!» Мать среагировала немедля: она произнесла отцу, что если меня не вынуть как можно быстрее, астматический статус мне обеспечен. Папа в свою очередь поднял на уши всех знакомых в роддоме, и меня выписали на 3-ий денек. Побоялись попортить статистику отягощениями со 2-ой роженицей-астматиком в течение года.

Моя выписка явилась полной неожиданность для супруга. Дома ничего не было готово. Для начала меня отвезли к маме, благо жили мы через дорогу. И только вечерком, после работы Миша повел меня домой. Мы шли по расчудесному осеннему парку, листья шелестели под ногами. Только мы вдвоем и наш ребенок. А я дико задыхалась, и каждый шаг доставлял страшные мучения. Около театра повстречали 1-го из наших артистов, и я порадовалась, что уже мрачно, и он не лицезреет, как страшно я выгляжу.

За три денька в роддоме Соня, родившаяся на 9 баллов (10 не поставили, так как в нашем роддоме их не ставят никому), покрылась опрелостями. Не знаю, что с ней было бы, останься мы в этом змеюшнике еще на денек. Нужно дать подабающее дочери: спала она ночкой для малыша отлично, 6-8 часов попорядку. Деньком же я кормила каждые 1.5-2 часа, а то и почаще. Молока хватало и это веселило. Еще веселило то, что у меня дочь, а не отпрыск. Я так безрассудно желала девченку, что рождение мальчугана было бы одичавшим разочарованием, в особенности на фоне отвратительного самочувствия.

Невзирая на то, что ребенок был вожделенным, я испытывала странноватое чувство отчуждения, как будто все это происходило не со мной. Я даже не могла на уровне мыслей именовать дочь по имени. Просто — ребенок. Я никак не могла осознать, что этот малыш — мой. Тот, что еще не так давно пинался в животике. Было постыдно от этого чувства.

Но еще посильнее подавляло то, что каждый шаг по квартире давался с трудом, что нельзя посиживать, что такие простые дела, как поставить чайник либо сходить в душ были равноценны подвигу. Выписали меня в пятницу, потому к собственному доктору я попала еще через два денька. Отвез меня туда театральный шофер, по требованию супруга. Когда Лариса Григорьевна начала меня осматривать, она вдруг поменялась в лице и позвала акушерку. Они обе застыли на несколько минут, а потом принялись в четыре руки обрабатывать. «Только не садись! Только не садись!» — повторял мой возлюбленный доктор. Потом она сняла швы и обработала снова. 1-ый вопрос ее был: «Элеонора Марковна лицезрела, как тебя шили?» «Нет, она лицезрела итог и произнесла, что у меня один небольшой шовчик». По тому, как растянулись лица у доктора и акушерки, я сообразила, что Э.М. приукрасила положение вещей. Но швы закончили болеть, и я уже ощутила облегчение.

После 2-ух уколов окситоцина я смогла нормально ходить в туалет: матка сократилась, и внутренние органы начали работать более-менее нормально. Но депрессия не кончалась. Подавляло все. В особенности каждодневные вопросы супруга: «Ну, как, у тебя силы начали восстанавливаться?» Я рыдала и ощущала себя злосчастной.

К тому же начались трудности с средствами. Мои декретные ушли на взнос в фонд поликлиники, который заплатили мы полностью напрасно, на лекарства, на пищу. Мишиной заработной платы не хватало ни на что. В итоге я через неделю после родов, лежа писала сценарий для детского праздничка, чтоб получить хоть какие-то средства. Пусть маленькие — сценарий был для городского ДК, организации малоплатежеспособной. Когда со мной расплатились я вдруг, в первый раз после родов, ощутила свою значимость. Супруг пропадал на репетициях — близилось открытие сезона, и от этого я тоже рыдала. Я в первый раз не могла пойти на премьеру: посиживать мне было нельзя, а простоять два с излишним часа я не могла на физическом уровне. Ну и Соня не выдерживала без груди больше 2-ух часов. К тому же после премьеры был обычный банкет, а Миша обязательно желал пойти туда. В итоге, правда, он пробыл там не больше 30-40 мин., испил за новый спектакль и пошел домой, но подавляло меня это жутко. В театр пришли новые юные актрисы, без заморочек, без полового покоя и в голову лезли черт знает какие мысли. Это полгода спустя мне одна из этих девченок произнесла: «Да, подфартило для тебя: Мишка непокобелимый!» Но тогда…

Невзирая на мамину помощь, а она проводила у меня всегда, пока Миша был на работе, я дико утомлялась и всегда желала спать. Ребенок даже через месяц казался мне некоторым чужеродным существом, непонятным и дальним от меня. Но здесь мне принесли 4 чужие контрольные, которые необходимо было сделать срочно. И я впряглась в работу. Уже сидя за компютером. Коляска с Соней рядом, чтоб если что — прикачать, а мать вся в работе. Выяснился увлекательный факт: мой ребенок отлично дремлет под вой древнего матричного принтера. Эта совместная работа как-то сблизила меня с дочерью. К тому же я вдруг ощутила, что силы, кажется, потихоньку начинают восстанавливаться.

На последующую встречу с доктором я поехала уже сама. Лариса Григорьевна произнесла, что все уже практически в порядке: «Да, это нелегко, родить большого малыша. Ой, я забыла: у тебя же не большой!»

Здесь новый удар: нам повысили стоимость за съемную квартиру и мы не могли больше оплачивать ее с нашими доходами. Пришлось съезжаться с моими родителями. Я опять плакала. Не поэтому, что у меня нехорошие дела с ними. Просто перед очами стоял пример моих папы и бабушки, которые прожили совместно практически 20 лет и все эти годы у их были разногласия полностью по всем вопросам. Так как мысль переезда принадлежала супругу, я взяла с него обещание не браниться с моей матерью и не срываться на мне. Это было моим условием.

Вобщем, все пошло еще лучше, чем я могла представить. Съемная квартира, кроме накладности, была еще страшно прохладной. Малыша приходилось накрывать всеми вероятными одеялами. Сама я напоминала для себя вилок капусты. А дома было 30 градусов и мы, в конце концов, разделись. К тому же, на съемной квартире не было телефона, а дома я смогла опять подключиться к Вебу и воспользоваться электрической почтой, что позволило разговаривать с друзьями в других городках и странах. К собственному стыду должна признаться, что в Сызрани у меня только одна подруга, и с ней мы не можем видеться нередко. Словом, на душе стало веселей.

Потом мне принесли еще 5 контрольных и в вещественном плане дышать стало легче. Следом позвонили из Сохнута и произнесли, что ожидают не дождутся, когда я, в конце концов, выйду на свое место педагога иврита. А еще мой декретный подошел к концу, и я решила выйти на основную работу тоже, потому что график у меня свободный, а директор наш к беременным и кормящим относится так трепетно, как будто мы все рожаем от него.

Итак, я подошла к директору и произнесла, что я выхожу на работу. Он прореагировал в собственной обыкновенной манере: «Выходишь и выходи». И здесь я вдруг ощутила, что депрессия кончилась.

Ребенок к трем месяцам перевоплотился в самое любимое и драгоценное на свете существо. Соня смотрела на меня и улыбалась. Успокаивалась на моих руках резвее, чем на чьих-либо еще. Я опять ощутила себя с ней кое-чем единым. К тому же наладилась сексапильная жизнь. К счастью, я принадлежу к числу дам, у каких не затухает желание после родов. Более того, я начала получать от секса большее наслаждение, чем ранее. Словом, все будто бы наладилось. Но впереди нас ожидали новые свершения.

 Posted by at 23:24