Илья. И-ль-я. Имя похоже назвон узкой прозрачной льдинки. Высочайший, статный, чуток полноватый парень. Щегольские усики, щегольское пенсне, которое онтоидело роняет. Рассеянность иневнимательность, достойные войти ванекдоты. Сзади Пажеский корпус, Военно-Медицинская академия сотличием, блестящее будущее… Аеще сзади работа добровольцем надвух эпидемиях холеры. Впереди китайская граница, Харбин, чума…
Аня. А-н-я. Имя легкое итеплое, как дыхание, как куцее инежное рукопожатие. Низкая ихуденькая, стемно-русой косой ивнимательным взором… Сзади курсы сестер милосердия, мечты осчастье, книжки про любовь… Впереди китайская граница, Харбин, чума.
Потом харбинскую чуму 1910-1911 годов назовут самой ужасной занесколько последних веков. Ктому времени докторы уже могли биться сбубонной формой чумы, биться изачастую побеждать. ВХарбине была легочная чума самая ужасная, самая смертоносная. Массово, анеотдельным вариантами, она невстречалась нигде современ средневековой «темной погибели». Отнее незащищали профилактические прививки, отнее небыло исцеления. Отнее просто погибали. Иумирали стремительно, занесколько часов, запару суток, изредка кому удавалось протянуть 5-6 дней… Испасти жизни тыщам людей можно только одним методом недопустить распространения заболевания. Изолировать нездоровых. Спаливать трупы. Обеззараживать зараженные жилья ивещи. Истреблять крыс. Встать живым щитом меж «темной гибелью» ицелым миром…
Наокраине Харбина вырос чумной пункт, который обитатели тутже назовут «Столичным» иневажно, откуда насамом деле приехали работающие там докторы. Четыре чумных барака. Изоляционный барак. Засыпанные хлорной известью иоблитые сулемой повозки «летучего» санитарного отряда. Тележки дезинфекционного отряда, груженные бочками скарболкой итойже известью.
Там ивстретились Илья Мамонтов иАнна Снежкова.
Тяжело придумать наименее подходящие декорации для рассказа олюбви. Январские морозы, истоптанный грязный снег дапронзительный ветер. Большой, нескладно построенный город город времянок ихибар сземляными полами изаклеенными бумагой окнами. Саманные хижины-фанзы, вкоторых теснятся вперемешку здоровые, нездоровые иумершие. Тяжкий густой дым костров, вкоторых пылают зараженное тряпье итрупы. Резкий, едкий запах хлорной извести, сладковатая вонь карболки. Страшные грязь, бедность искученность. НоуИльи иАни была юность. Илюбовь.
Они так не достаточно знали друг одруге! Имнекогда было познакомиться, как знакомятся юные люди вобычной жизни. Они неуспели побеседовать окнигах имузыке, ополитике иистории… Они настолько не мало знали друг одруге! Они знали, как каждый изних умеет работать доизнеможения, нещадя себя. Они знали, что каждый изних небоится смотреть погибели влицо. Одното, что они повстречались здесь, начуме, много произнесло имдруг одруге здесь были только добровольцы.
Асмерть уже прогуливалась вокруг их, кашляла имвлицо, отплевываясь кровью. Первым, еще вдекабре, погиб французский бактериолог Жерар Менье, преподававший аква изкитайских школ медицины иприехавший вХарбин добровольцем, как ивсе они. Погиб 1-ый командир «летучего отряда» студент Лев Беляев красавчик, весельчак италант. Погибли докторы Мария Александровна Лебедева изПодмосковья иВладимир Мартынович Михель изТомска… Иведь они все, собравшиеся тут, знали, начто идут для большинства изних это была непервая эпидемия. Чтоже привело ихсюда, почему они съехались совсей Рф изПетербурга иМосквы, Томска иНовосибирска? Доктор Заболотный, созывая докторов, гласил про необходимость «биться счумой веелогове», недопустить ужасную болезнь через границу, вРоссию. Студент Мамонтов писал впредсмертном письме онеобходимости работать ради «грядущего счастия населения земли». Акогда без малого через полста лет обэтом спросят Исаева, после Беляева возглавившего «летучий отряд», тот забавно блеснет очами: «Аинтересно было!»
Ихлюбви было отпущено так не достаточно всего-то около месяца… Имнепришлось кружиться совместно втанце, читать друг дружке стихи соловьиными ночами, писать друг дружке забавные итрогательные записки… Имнедано было жить совместно длительно исчастливо. Они только успели умереть практически водин денек.
Сестра милосердия Анна Снежкова работала визоляционном бараке, куда поступали нездоровые снеясным диагнозом, снеподвержденным подозрением начуму. Помере уточнения диагноза нездоровых должны были переводить вбольницу, вчумные бараки. Ночума часто убивала ранее, чем делали анализы влаборатории илюди визоляционном бараке погибали, каждый денек погибали…
Пройдет еще 35лет, до того как получится вылечить человека отлегочной чумы. Апока можно только облегчить умирающим последние деньки ичасы жизни. Подать воды. Вытереть пот. Поддержать уколом камфары слабеющее сердечко. Просто пожать руку.
Полный противочумный костюмчик включает прорезиновый комбинезон под белоснежным халатиком, резиновые сапоги ирезиновые перчатки, очки-консервы иватно-марлевую повязку, закрывающую половину лица. Последнее, что лицезреют умирающие вбараке закрытые масками лица санитаров ихолодный сияние очков, закоторыми невидно глаз… Аня снимала перчатки, чтоб теплыми ладонями пожать умирающему холодеющие руки. Снимала маску, низковато склонялась ккойке, шептала слова утешения. Она старалась быть осторожной, аккуратненько проходила дезинфекцию… Нет, она нерисковала попусту просто делала свое дело, помогала людям. Помогала чем могла. Так она проработала месяц. Уже начался февраль, иэпидемия уже шла наубыль, когда Аня закашлялась иувидела наплатке пятна крови…
Вбольнице заней ухаживал Илья. Посиживал рядом, поил жарким чаем ибульоном сложечки, говорил про собственных мама, сестер, про собственного приемного отпрыска двенадцатилетнего Петьку, осиротевшего наэпидемии холеры… Товарищи просили Илью быть осторожнее норазве можно осторожничать, когда погибает возлюбленная? Пробовали отстранить его отухода заАней норазве мыслимо небыть рядом сней впоследние часы, еще отпущенные имсудьбой?
Позже захворал иИлья. Болезнь подкралась кнему исподволь низкая температура, несильный кашель, незапятнанные анализы. Ипоявилась уже надежда, что уИльи вправду простуда. Только вчетырнадцатой посчету пробе были обнаружены чумные бактерии…
Впалате чумного барака Илья писал письмо маме. Ранее все неполучалось написать тщательно, некогда было. Асейчас вдруг оказалось малость свободного времени…
«Дорогая мать, захворал некий ерундой, нотак как начуме ничем, не считая чумы, неболеют, означает, это она иесть…» Эти слова потом будут сотки раз цитировать иповторять назубок. Итак внезапно наивно, практически по-детски звучат последующие заними строки: «Милая мамочка, мне жутко грустно, что это доставит для тебя огорчение, ноничего неподелаешь, яневиноват вэтом, потому что все меры, обещанные дома, яисполнял.»
Илья незнал, что это письмо навеки остается вистории медицины рядом стелеграммой Деминского. Телеграммой, которая будет выслана через 3года: «Труп мой вскройте как случай экспериментального инфецирования человека отсусликов…» Инедумал Илья, естественно, ниокаком месте вистории. «Мынеждали посмертной славы, мыхотели сославой жить…» Вобщем, эти стихи тоже еще небыли написаны.
Аеслибы знал онпро свою посмертную славу, то, вне сомнения променялбы еенажизнь. Аеще точнее нажизнь Ани. Хотя про погибель Ани онтоже неузнал.
14февраля доктор Заболотный принес Илье несколько вялых цветков. Где, как отыскал онихвохваченном заболеванием городке?
Дайте ихлучше Анечке!
УАни уже есть цветочки…
Товарищи так инесказали Илье, что Аня погибла намедни, ицветы положили кней вгроб.
Аввечерних сумерках 15февраля погиб иИлья.
Изрусской противочумной организации отчумы погибли 39человек. Изних 2доктора, 2студента, 4фельдшера, 1сестра милосердия, 30санитаров. Всегоже поМанчжурии завремя эпидемии погибли 942доктора. Нескончаемая импамять. Ивечная слава ихподвигу, совершенному воимя «грядущего счастия населения земли», окотором грезил, умирая, так инедоучившийся студент Илья Мамонтов.