Авг 242013
 

О счастье материнства щебечут все мамочки на свете. Либо практически все. Я всегда была флегмантична к детям, они мне были в принципе неинтересны. А полные щенячьей радости слащавые диалоги мам, типа: «Ой, а у нас зубик появился! Ой, а мы кашку попробовали!», наводили на меня и совсем скуку смертную. Время от времени мне было даже жалко, что я — дама, ведь мужчину никогда не упрекнут в том, что он деградировал оттого, что у него родился ребенок.

На мой вопрос, в чем счастье материнства, опытные матери не могли ответить ничего вразумительного. Одни говорили только строчные правды о продолжении рода, о радости заботы и о стакане воды в старости. Другие, таинственно улыбаясь, отвечали: «Родишь — усвоишь!».

И вот я родила. Его принесли мне на 2-ой денек, и я с нетерпением ожидала, что на данный момент прикоснусь к этой тайне. В белоснежных казенных простынях с сероватыми расплывшимися штампами сладко спал нежно-розовый ангелочек. Почему я задумывалась, что все новорожденные красноватые, морщинистые и орущие? На пухлую щечку свалилась капля — мамина слеза занесла легкий переполох в безмятежное существование крохи. Он заерзал и приоткрыл глазки, показав мне сероватые, цвета влажного асфальта, радужки. Его взор тыкался в место как слепой кутенок в мамино пузо. Меня переполнила нежность к этому хрупкому существу.

Как досадно бы это не звучало, нам предстояла долгая разлука. Через час мою частицу увезли в большой комбинат по спасению и выхаживанию — в детскую поликлинику.

Последующая наша встреча свершилась спустя неделю, когда меня выписали из роддома. Ковыляя на негнущихся конечностях по длинноватому больничному коридору (кесарево сечение отдало отягощение на ноги), я вошла прямо за супругом в бокс, где в прозрачных кувезах лежали новорожденные крохи, которым не судьба было поправиться без помощи докторов. Супруг схватил отпрыска на руки, обычным жестом придавил его к груди и лихо впихнул в кукольный ротик приготовленную медсестрой бутылочку со консистенцией. «На ее месте должна была быть я, точнее моя грудь», — с грустью поразмыслила я, смотря на стеклянную кургузую бутылочку с белоснежной жидкостью. Признаюсь, я испытала укол ревности — за неделю отца и отпрыска связала узкая, но осязаемая нить взаимопонимания. Еще больше остро я ощутила это, когда неискусно и неуверенно взяла в руки этот комочек, придавила его к для себя, и — о, кошмар! — он звучно протестующее раскричался. Я растерялась, и заревела сама. Так мы и рыдали, два самых близких человека, обретая через слезы любовь друг к другу. Это было начало пути.

Мой годовалый малыш лежит под капельницей. Ножки туго связаны простыней. Ручки запеленуты, чтоб не вырвал иглу. По красноватому от клика лицу текут большие слезы. В очах отчаяние, обида и ужас. Они умоляют, настаивают, кричат: «Мать, забери меня отсюда!!!». И так охото схватить его на руки, высвободить от ненавистных трубок, придавить к груди и унести на край света, где нет людей в белоснежных халатиках, в белоснежных палатах, в белоснежных коридорах… Но капля за каплей мелкие обезвоженные венки заполняются спасительной жидкостью. Текут его слезы, текут мои слезы, течет лечущее средство по прозрачным трубкам. Текут минутки и часы. На данный момент мы одно целое, единый организм. Его боль сжимает мне сердечко, гонит по жилам кровь, а по телу мурашки. Это — любовь через сочувствие. Это — инстинкт материнства: защитить, упрятать от всех и выкормить.

Я задумывалась, что тогда мне и открылась правда материнской любви, но все было еще впереди.

Моему отпрыску два года. Я уже не сырьевая база для него, и он уже не мой придаток. Мы две самостоятельные личности. Для нас наступила пора открытий. Он открывает мир, а я открываю позабытый мир собственного юношества.

Он в первый раз пробует мороженое и щурится от наслаждения, и я начинаю ощущать на губках тот вкус моего первого мороженого — незабвенный вкус юношества. Незабвенное взрослое чувство.

Он в первый раз садится на гладкого голубого жеребца с высочайшим стальным седлом, и карусель медлительно начинает собственный ход. Мигают разноцветные лампочки, малыши лопочут и смеются. Я вглядываюсь в растерянное лицо отпрыска. Поначалу в его очах полное замешательство, позже его сменяет любопытство, а после и совсем экстаз! Псевдоконь уносит моего кроху в магический мир юношества, у меня голова идет кругом, и вдруг откуда-то из подсознания всплывает издавна позабытая картина. Мы с отцом на каруселях. Машинки, самолетики, лошадки, верблюды — все сверкает, движется, мигает. Я пищу на жеребце, держась за искусственный зашеек. Мой мустанг подбрасывает меня на кочках, а потом опускает в ямки. Меня переполняют эмоции, я как натянутая струна, еще немножко и лопну от счастья. Я так люблю собственного папу!

Я так люблю собственного отпрыска! Он спускается с лошади. Я вижу — он горд, он взнуздал жеребца. Он на верхушке блаженства и в поисках новых свершений. На данный момент я посажу его на самолет. Да конкретно, на самолет, ведь тогда, в моем детстве до него не дошел ход. Некий сумрачный тип вынул у папы кошелек, и наш полет был прерван в самом зените счастья.

По вечерам отпрыск длительно посиживает у окна и ожидает, когда в потоке машин появится автобус. О, этот большой красавчик с тетями и дядями у него в особенном почете. Его четырехколесный победитель носит имя «Абу». Время от времени он прижимается носом к стеклу и шепчет: «Би-би, где Абу?» И меня захлестывает не поддающееся объяснению чувство счастья. Перед очами тот же дождливый черный вечер, правда, еще ленинградский. По проспекту Мориса Тореза движутся «Жигули», «Москвичи» и «Волги». Влажная дорога отражает свет фар и фонарей. Мне три года, я жду автобус, и шепчу проезжающим легковушкам свое заклинание: «Бибика-бибика, позови автобусик!»… Я подхожу к сынуле и целую его в маковку. Как сладко все-же пахнут малыши! Я порываюсь его обнять. «Уйди, ма-а-ма!» — ершится мой малыш и, не отрывая взора от окна, отводит мою руку. Я его понимаю, и тихонько удаляюсь, ведь он ожидает автобуса…

Я наблюдаю за своим ребенком, и ловлю себя на том, что знаю это выражение глаз, этот тон, жест, эту ухмылку: И знаю, что будет позже. Оказывается, я настолько не мало про него знаю, ведь он — это я.

Меня больше не истязает вопрос, что такое материнская любовь. Каждый ее чувствует по-своему. Когда я стала матерью, наряду с основной моей жизнью, потекли еще две. Жизнь моего малыша. И жизнь моего юношества. Благодаря собственному малышу, я переживаю позабытые чувства и открываю свое детство поновой, невольно вспоминая то, что несколько десятилетий пылилось на самых потайных полочках моей памяти.

Быть мамой — это подарок судьбы, это возможность прожить свою жизнь опять, с нуля, совместно с ребенком. А когда я стану бабушкой, я уверена, что стану еще счастливее, ведь в мою жизнь вольются еще две: жизнь внука и жизнь моей юности.

Решение поделиться с 7ей своими переживаниями пришло спонтанно. В конференции «Семейные дела» одна женщина поделилась своими опасениями, что, родив малыша, не будет обожать его, будет страдать от его клика, испытывать брезгливость при виде грязного подгузника, не сумеет рано вставать и т.д.. Было ясно, что малыша ей охото, но в то же время жутко для себя представить, как это будет. Я прошла через те же чувства и надеюсь, что мой рассказ поможет кому-то развеять сомненья, а кому-то открыть себе что-то новое, узреть мой взор на счастье материнства. Спасибо!

 Posted by at 23:25