Авг 242013
 

Мое малюсенькое счастьице, моя дочечка возлюбленная, моя Олечка родненькая… Поразмыслить только, еще сейчас днем толкалась своими крошечными ручками-ножками у меня в животике, а на данный момент сладенько посапывает в прозрачной роддомовской люльке, стоящей рядом с моей кроватью. Неуж-то все ужасы и волнения сзади, и я, в конце концов, стала матерью?

Наступила ночь, а я все еще не могу уснуть, боюсь «бросить малышку без присмотра». А вдруг, пока я буду спать, она срыгнет, поперхнется? Вдруг будет рыдать, звать меня, а я не услышу?..

Днем Олечка пробуждается, и я сперва прикладываю ее к груди. Ну вот, она уже научилась сосать! Потом пробую встать с кровати. Нужно же, голова совершенно не кружится, и на ногах держусь полностью твердо! (Вчера целый денек после родов все мои пробы подняться заканчивались тем, что в очах темнело, и я в полуобморочном состоянии падала на кровать.)

Я страшно волнуюсь. Олечка — 1-ый малыш, с которым мне пришлось иметь дело. Такая крошка — я понятия не имею, как с ней обращаться! А рядом нет ни матери, ни подруги, некоторому посодействовать, дать подсказку, разъяснить…

Но все оказывается не так трудно. Промыть, поменять памперс, перепеленать, если рыдает — покормить… Тем паче, Олечка (наверняка, чувствуя мое растерянное состояние) вела себя очень расслабленно и, пока я пыхтела, склонившись над ней и пытаясь разобраться, куда подсовывать край пеленки, засыпала прямо на пеленальном столике.

На последующий денек нас с дочкой выписывают домой.

Ура! Наконец мы дома! Суетятся «свежеиспеченные» бабушки, светится от счастья папа.

— Для тебя нужно лежать! — наперерыв убеждают они меня и подносят прямо к кровати тарелку с пищей и неотклонимую чашечку чая с молоком «для лактации». — Отдыхай и набирайся сил.

— Еще чего! Не собираюсь я лежать — я отлично себя чувствую!

— Ну нужно же! — удивлялась моя мать. — Я просто очам своим не верю: родила всего два вспять, а уже дома, и даже можешь посиживать! (В ее представлении роды непременно завершаются швами, а меня эта участь, к счастью, обошла.)

А ощущала я себя и по правде отлично! У меня было чувство, как будто по возвращении из роддома началась новенькая жизнь. Боже, какое счастье — забраться с ногами на кресло: животик не мешает, спина не болит, отекшие ноги не ноют. А сколько экстаза было, когда я спустя неделю после родов смогла влезть в свои возлюбленные джинсы!

— Ты так поменялась! — радовался Саша. — К для тебя возвратилось не плохое размещение духа и прежнее чувство юмора. Ты стала таковой… какой была, когда мы только начали жить совместно.

— Так я ведь больше не беременная! — беспечно смеялась я.

Да, я себя ощущала так, будто бы у меня за спиной выросли крылья! И это притом, что Олечка не была размеренным ребенком — плохо спала ночами, ее нередко волновали газики. Я терпеливо вставала по пару раз за ночь, носила малышку на руках, грела ей живот теплой пеленкой и ощущала себя самой счастливой матерью на свете.

Так длилось две недели.

А позже… как будто что-то перегорело снутри меня. Эйфория куда-то испарилась, остались только тяжесть, тоска и нестерпимая, бескрайняя вялость. Такая вялость, которую мне не приходилось испытывать никогда в жизни…

Горячий июльский денек. Мы возвращаемся с Олечкой из больницы. На данный момент бы принять холодный душ, испить чего-нибудь холодненького и прилечь хоть на короткий срок. «Уложу Олечку, и сама буду отдыхать» — планирую я. Покормив дочку, кладу в кровать. Та мгновенно пробуждается с возмущенным кликом. Беру на руки, опять качаю, опять кладу. Опять пробуждается, орет. Так повторяется много раз, до полного изнеможения.

Ночь… Из кровати доносится недовольный плач малышки. Подхожу, беру на руки, даю грудь. После кормления Олечка не засыпает сходу, приходится носить ее на руках. Дождавшись, когда она заснет, перекладываю в кровать. Через час дочка пробуждается опять, и все повторяется. И так пару раз за ночь. Под утро, совсем обессилев, я бужу Сашу.

— Возьми Олю, — прошу я. — Я страшно желаю спать.

Саша послушливо конфискует Олечку и уходит с ней в другую комнату. Я, прильнув к подушке, одномоментно засыпаю. Но блаженство продолжается недолго — скоро супруг ворачивается, неся малышку на руках.

— Рыдает, — растерянно признается он. — Наверняка, есть желает…

Воскресный денек. 30 семь градусов в тени! Боже, как все раскалено, какая духота! Кажется, моя голова вот-вот лопнет от нестерпимой жары и вялости. По-видимому, погода действует и на Олечку. Целый час я качаю коляску — девченка никак не может уснуть. Вот, кажется, закрыла глаза. Наконец! Через несколько минут открывает глаза. Рыдает… Я усердно раскачиваю коляску. Олечка стихает, но скоро плач возобновляется с новейшей силой. Успокаивается дочка только у меня на руках.

— Подержи ее, — прошу я Сашу. — Я так утомилась!

Притихшая было Олечка, оказавшись на руках у папы, опять заходится в клике.

— Господи! Что ты за отец, если не можешь успокоить собственного малыша! — в отчаянии кричу я, и, хлопнув дверцей, выбегаю на лестничную площадку. Через минутку, естественно, возвращаюсь.

— Мать бранится, — обидно докладывает Саша плачущей Олечке. — Ох, как бранится…

Тот же денек, вечерком. Мы выходим с Олечкой на прогулку. Ноги у меня совсем ватные, в голове туман — от недосыпа, ставшего приобретенным. Я заглядываю в коляску, где, прикрытая узорчатым розовым одеяльцем, посапывает Олечка. «Ну нужно же, — обидно усмехаюсь я про себя. — Ведь еще совершенно не так давно, лицезрев такового прелестного малыша в розовых кружевах, я погибла бы от зависти». Вспомнилось, как еще до женитьбы, во время наших прогулок, я краем глаза заглядывала в проезжающие мимо коляски, после этого «допекала» Сашу: «Ты лицезрел, какая красота! В розовом — наверняка, девченка! И я желаю…». «Будет, будет для тебя девченка», — снисходительно улыбался Саша в ответ…

Из коляски доносится Олечкин вопль.

— Если она на данный момент не замолчит… — начинаю горячиться я.

— Тише, тише, — Саша смущенно трогает меня за рукав. — Мы же на улице, люди глядят.

Обреченно махнув рукою, я вытаскиваю дочку из коляски…

Естественно, схожее поведение Олечки вызывает целый ряд комментариев со стороны.

— Что ты вскакиваешь к ней на каждый писк! — возмущается мой папа. — Положи в кровать — поплачет и успокоится. Ты ведь так совсем с ней замучаешься!

— Как ты можешь мне такое рекомендовать?! — задыхаюсь я от негодования.

— Послушай меня — я, по-моему, еще никогда ничего отвратительного для тебя не порекомендовал!

— На руках всегда носите? — язвительно замечает зашедшая к нам мамина знакомая. — Ох, она вам еще даст прикурить!

— Ты учти, — предупреждает меня еще одна «доброжелательница». — На данный момент она весит четыре килограмма, а позже будет десятикилограммовая! Приучишь к рукам, что будешь делать?

— Это нужно! — смеется моя подруга. — Такая малая, и так всех выстроила. Молодец, Олька, так их всех! Ты что думаешь, она не осознает? Она все-е-е осознает! Отлично осознает, что стоит ей только хныкнуть, как все — и мать, и папа, и бабушка-все начнут вокруг нее танцевать! Так что, не обижайся, но вы сами повинны, что так малыша избаловали.

— Для тебя самой не забавно? — спрашивает та же подруга через некоторое количество дней. — Сколько здесь этой Оли? 50 три сантиметра! А ты с ней совладать не можешь! Что все-таки ты будешь делать, когда она подрастет?

«Я не знаю, что я буду далее делать! — горько размышляю я. — Я не могу совладать со своим ребенком. Какая из меня мама?»

…Опять я целый час пробую уложить Олечку спать. Пока хожу с ней по комнате — вроде дремлет, но стоит мне тормознуть, одномоментно открывает глаза.

— Ты будешь спать либо нет? — совсем утратив терпение, я практически швыряю малышку в кровать. Отчаянный рев…

Смотря на надрывающуюся от клика дочь, я с страхом ловлю себя на мысли, что в этот момент мне охото ее ударить. В жизни бы не поразмыслила, что когда-нибудь захочу стукнуть собственного малыша, тем паче, такового крошечного. Произнес бы кто — ни за что бы не поверила… Господи, что я за мама!

И опять бессонная ночь. Под утро я уже не стою на ногах, а Олечка практически выпадает у меня из рук. В отчаянии звоню маме.

— Зайди ко мне хоть на короткий срок! — умоляю я. — Если я не посплю хотя бы пятнадцать минут, то свалюсь.

Мать приходит, конфискует Олечку, и какое-то время я наслаждаюсь блаженным покоем…

— А что все-таки ты желала? — пожимают предки плечами в ответ на все мои жалобы. — Ребенок — не игрушка. Думаешь, ты в ее возрасте по другому себя вела?

— Я утомилась! Я желаю спать! — плачу я.

— Я, я… Да ты просто балованная эгоистка, которая привыкла мыслить только о для себя!

«Они правы, я вправду эгоистка. И страшная мама, — прихожу я к окончательному выводу. — Заместо того чтоб пожалеть малыша, такового малеханького, такового немощного, у которого болит живот, я злюсь, раздражаюсь и думаю только о том, вроде бы самой выспаться!»

Очень поддерживает меня моя свекровь. Приходит практически каждый денек, помогает по хозяйству, возится с внучкой.

— Давай я посижу с Олечкой, — предлагает она. — А ты пока поспишь.

С благодарностью я передаю малышку бабушке и ухожу к для себя в спальню. Минут через 5 до меня доносится Олечкин плач.

Я не могу слышать, как рыдает мой ребенок! Да и встать, подойти к ней я тоже не могу. Я зарываюсь лицом в подушку и плачу — горько, навзрыд. Почему все так? Сколько я желала об этом ребенке, как ожидала его, как радовалась его возникновению на свет! А сейчас не испытываю по отношению к нему ничего, не считая злобы и раздражения. Девченка всегда рыдает, ее нельзя ни на минутку положить в кровать, а я… Я как без рук, я не могу ничего сделать по дому, у меня нет способности даже нормально поесть и умыться, я уже напрочь забыла, что такое книги и телек, я скоро свалюсь из-за неизменного недосыпа! И самое ужасное состоит в том, что непонятно, сколько это будет длиться, а силы мои уже иссякли…

— Не расстраивайся, — успокаивает меня свекровь. — Девченка ведь вырастает! Все малыши до 3-х месяцев нередко рыдают. А ты представь, как скоро вы будете играть в куколки, смотреть мульты, слушать детские песенки и читать сказки. Как ты будешь водить Олечку в зоопарк и брать мороженое…

Господи! Когда это будет? Где же оно — призрачное счастье материнства?

…Олечке исполняется месяц. Отмечая 1-ый юбилей малышки, мы собираемся всей семьей за столом и смотрим роддомовскую видеокассету. Вот Олечку заворачивают в трогательный розовый конвертик. Вот Саша дрожащими руками берет сверток… Я смотрю, и слезы градом катятся из глаз. Какой счастливой я была тогда! А на данный момент я как будто выжатый лимон, я не испытываю ничего, не считая опустошенности, подавленности, вялости и непомерного чувства вины из-за того, что не смогла стать для Олечки неплохой матерью.

«Так не может далее длиться! — решаю я. — Разве для этого я рождала малыша? Я сделаю все, чтоб нам с Олечкой было комфортабельно вместе».

Я больше никого не слушаю. Я ношу Олечку на руках столько, сколько она просит. Я кормлю ее по первому же писку. Если чувствую, что очень утомилась, просто ложусь на кровать, а Олечку пристраиваю или у себя на животике, или под боком. Согревшись в моих объятиях, дочка засыпает, а я тем временем могу поспать, почитать книгу либо просто полежать с закрытыми очами. Двадцати-тридцати минут такового отдыха мне обычно хватает для того, чтоб вернуть силы.

Пребывая повсевременно у меня на руках и имея «неограниченный доступ» к груди, Олечка ощущает себя полностью комфортабельно и фактически перестает рыдать. А я, в свою очередь, перестаю изводить себя сумрачными идеями.

А ночкой… Ночкой мы, естественно, тоже спим с Олечкой совместно, и — о волшебство! — неуж-то я в конце концов стала высыпаться, неуж-то я закончила валиться с ног от вялости?

Кстати, как мы начали нормально спать ночкой, деньком дела тоже пошли на лад.

…Вот я сижу на балконе, качаю коляску с Олечкой. Та никак не может заснуть. «Уснет, никуда не денется!» — уверяю я себя, и, продолжая покачивать коляску, углубляюсь в чтение журнальчика. Через некое время до меня доносится посапывание дочки.

Олечка привыкает спать на балконе. Привыкает не посиживать у меня повсевременно на руках, а, когда я занята, играть в кровати либо на коврике. Перестает рыдать ночами. Не сходу, равномерно. Равномерно из капризного, повсевременно орущего существа она преобразуется в очаровательного, подвижного и неунывающего малыша с прелестной беззубой ухмылкой и ямочками на щечках, общение с которым дарует нам всем море наслаждения.

А я равномерно учусь осознавать дочку, различать ее настроение, угадывать желания…

Опять Олечка не может уснуть. Я включаю свою возлюбленную музыку и ношу девченку по комнате, тихонько напевая. Дочка засыпает у меня на руках, и я осторожно перекладываю ее в кровать. Малышка поворачивает головку на бочок, и, уткнувшись носиком в край одеяла, продолжает спать. Я сажусь рядом, глажу Олечкины кудри, смотрю, как она причмокивает губами во сне, как содрогаются ресницы… Какое же все-же счастье — быть матерью!

 Posted by at 23:24